Храм Преображения Господня станицы Преображенской

Правительство принимало всевозможные меры поддержки голодающих: присылало хлебные ссуды на пропитание и на семена, в стране объявлялся сбор пожертвований в пользу пострадавших от неурожая, однако, распределение пособий происходило на местах, всеобщим решением хуторского схода. Конечно, это сопровождалось жаркими спорами, обильной руганью, взаимными оскорблениями и… неожиданными решениями. С изумлением писал отец Харлампий в 1912 г. об одном таком сходе: «…Начались споры о том, кому именно выдавать пособие: действительно ли только нуждающимся, у которых нет ни зерна, ни муки, или всем подряд хуторянам. Под влиянием известных «мироедов», калачевские хуторяне порешили о выдаче хлеба всем подряд жителям — и богатому и бедному. И потому в нуждающиеся попали такие хуторяне, у которых в амбарах имеется хлеба до пятисот пудов!»

Неоценимую помощь пострадавшим оказывал епархиальный Комитет по сбору пожертвований. Все средства, собранные в пользу голодающих, поступали на имя архиепископа Донского и Новочеркасского и затем передавались настоятелям тех приходов, где уже прочно поселились  засуха и острая нужда. «В течение времени с января по 18 марта 1912 г. отослано священнику хутора Калачева Донской области Харлампию Соколову — 40 рублей. С 18 марта по 15 апреля отослано в хут. Калачев священнику Х.Соколову 25 руб…» Считалось, кто как не священник может определить истинную степень бедствия и справедливо оказать необходимую денежную поддержку всем нуждающимся. Но вновь летели сознательные и отвратительные слухи о том, как «поп наживается на чужой беде» и как «прикарманивает народные, жертвенные денежки». Не стоит думать, что с годами батюшка зачерствел, чувства его притупились, и он стал глух ко всем сплетням и наветам. Можно только догадываться, как безжалостно они рубцевали его большое, щедрое, но уже такое уставшее сердце.

Отец Харлампий всегда живо интересовался деятельностью шумилинского ссудо-сберегательного товарищества, к открытию которого он приложил так много усилий. Подобное виделось ему и в Калачевском хуторе. Много раз объяснял он старикам, как работает товарищество, откуда берутся средства, на что они расходуются, зачитывал письма, специально присланные из хутора Шумилина, уповал на то, что периодические засушливые годы были бы не так страшны, если бы имелся определенный капитал. Глухой стеной отгораживались от него калачевцы, не верили и не понимали. Двадцать семь лет он уподоблялся той самой маленькой капле, которая долго и упорно точит «лежачий» камень. Зимой 1911 года Донской областной комитет по делам мелкого кредита объявил об открытии Калачевского кредитного товарищества, действия которого распространялись на хутора Калачев, Фирсиков, Страхов, Кузькин, Саломатин, Самарцев, Андреевский, Аникеевский Филоновской станицы, хутор Кудряшов Преображенской станицы и поселения 34-го отдела владельческих земель Хоперского округа. Ровно через год состоялось первое отчетное собрание. Председатель правления и счетовод подробно рассказывали о проделанной работе, восторженно сыпали значительными цифрами. Вот выдержка из отчета председателя правления: «К началу открытия товарищества состояло 68 членов с кредитом в 8700 рублей. Вновь поступило 349 членов с кредитом в 34580 рублей и 42 просителям было отказано. К концу отчетного периода состоит членом 408 человек с кредитом в 42440 рублей. В течение года в ссуду товарищам было выдано 24035 руб. и возвращено 9826 руб. Несмотря на неурожайный год и другие неблагоприятно сложившиеся условия, взятые ссуды возвращались в срок и отсроченных, а тем более просроченных ссуд в первом отчетном году не было.» Собрание проходило на удивление спокойно. Все интересовались делами товарищества и с глубоким вниманием слушали выступающих. В завершение взял слово и отец Харлампий. Похвалив членов правления и счетовода, отметив их энергичность и преданность своему делу, несмотря на то, что первый год они работали безвозмездно, он предложил вынести им искреннюю благодарность и выразить полное доверие. «Но как много можно было свершить полезных дел, «утереть слезы не только беднякам, но и настоящим хозяевам — хлеборобам, нуждающимся и в семенах и в покупке рабочего скота, если бы мы значительно ранее поторопились с открытием товарищества. Народ наш, слепо верящий всяким небылицам, сначала верил разным нелепостям о товариществе, а потом убедился, что оно кроме пользы и добра, ничего плохого не приносит населению». Упрек батюшки утонул в единодушном горьком вздохе сотен собравшихся. Что ж, теперь это дело прошлое. Нужно двигаться дальше. И священник выдвигает новое, смелое предложение: «Перед нами стоит задача о скорейшей организации Союза всех кредитных товариществ Донской области, который смог бы распределять имеющийся избыток вкладов по нуждающимся товариществам». Собрание оживилось, люди одобрительно загалдели, посыпались вопросы. Отец Харлампий старался подробно отвечать, фактами отметал возникающие сомнения, а голову давила одна тоскливая мысль: » Все это могло быть еще двадцать лет назад…»

Активно и плодотворно Калачевское кредитное товарищество действовало совсем недолго. В годы Первой мировой войны наступил раскол в отношениях членов правления с кредиторами, потом пришло всеобщее финансовое опустошение. Товарищество стало последним «детищем» хуторского священника.

Всякий достойный труд и вознаграждается достойно. За отлично-усердную службу по духовному ведомству отец Харлампий поочередно награждался набедренником, скуфьей, камилавкой, золотым наперсным крестом, удостаивался благословения Святейшего Синода и архипастырского благословения. За полезную деятельность по наблюдению за церковными школами Святейшим Синодом награжден Библией. За посильные денежные пожертвования, своевременно собранные и переданные в местный Комитет Российского общества Красного Креста в пользу раненных и больных русских воинов во время войны с Японией, главным управлением Российского общества Красного Креста удостоен медали в память участия в деятельности общества во время войны 1904-1905 гг. На закате жизни батюшка удостоился и Царской милости. «По всеподданнейшему докладу синодального Обер-Прокурора, согласно определению Святейшего Синода, в 6 день мая 1912 года Государь Император Всемилостивейше соизволил удостоить награждения за службу по духовно — епархиальному ведомству орденом Св. Анны 3-й степени священника церкви хутора Калачева Хоперского округа Харлампия Соколова.» Наделение церковнослужителей такого рода наградой в то время не считалось большой редкостью, но для хутора Калачева это поистине стало, как сейчас бы сказали, выдающимся событием года.

Отца Харлампия встречали как героя! Так же через каких-то пару лет будут встречать прибывших с войны Георгиевских кавалеров. Поздравления, восхваления, цветы, подношения и слова… Много слов: официальных, заранее подготовленных и оттого слишком скучных; и бесхитростных, коряво-простых, но искренних и душевных. Священник купался в народном восторге и любви. Вглядываясь в почти родные лица умиленных прихожан, он с грустной улыбкой вспоминал о том, как приехал сюда, как приняли его, молодого иерея, как «распоряжались» в Божьем храме. В памяти всплывали поступки хуторян, по истечении лет ставшие уже забавными и давно прощенными. Вспомнилось, как в первое время после освящения храма собравшиеся в церкви старики «размежевывали» места, где кто будет находиться: «Вот тут, около алтаря, мы, старики, стоять будем, а бабы вон там, к тем дверям.» Не забыли мужиков: «Им вот тут, во вхожей! Не велики господа, и тут намолятся…» В первую же службу священник всю церковь разделил на две части: слева бабы, а справа казаки, к их великому недовольству, еще и с мужиками! Кто пришел первым — становись впереди, а кто после — позади. Вот шуму-то попервам было! Ничего, привыкли. А бабы так даже «спасибо» говорили.

Или как 18-летний парень, будучи кумом при крещении младенца, вдруг категорически отказался идти вокруг купели, заявив, что не будет возить на себе священника! Оказалось, что дед его рассказал внуку небылицу о том, что во время крещения поп забирается на плечи крестному отцу и требует проехаться, таким образом, пару кругов вокруг купели… А вот еще случай: как-то один подвыпивший казак обратился после вечерни к батюшке с просьбой отслужить молебен. Просьба казака была пересыпана таким количеством матерных слов, что священник поначалу потерял дар речи, а придя в себя, тут же поставил сквернослова на сто поклонов перед иконой Божией Матери. Изумленный казак, в свойственной ему манере выражаться, попытался выяснить причину, чем вновь ввел священника в ступор. А все дело в том, что в силу своего воспитания (а вернее, полного его отсутствия), хуторянин совершенно не умел изъясняться на нормальном русском языке.

С тех пор прошло почти тридцать лет. Годы, болезни, усталость подошли незаметно, ухватили цепко и стали вершить свое коварное дело. И вот уже «по собственному прошению» пришлось оставить должности помощника благочинного, наблюдателя церковно-приходских школ и даже почетного блюстителя Калачевского приходского училища. Наступил 1914 год. Приближалось 30-летие со дня освящения храма и открытия церковно-приходской школы. Отец Харлампий понимал, что времени ему отмерено совсем немного, но серьезно относился к подготовке к предстоящим празднованиям. Увы, участвовать в юбилейных торжествах пришлось уже другим священникам: отцу Дмитрию Трофимову и отцу Иоанну Горбачеву.

После смерти мужа матушка Пелагея Николаевна засобиралась в дорогу. По слухам, ее перевезла к себе дочь Калерия, бывшая к тому времени замужем за астраханским священником Михаилом Макаровым. Указом Священного Синода от 15 сентября 1914 года вдове священника Пелагее Соколовой с несовершеннолетним сыном была назначена пенсия в размере 200 рублей в год из средств астраханского казначейства. Младший сын Валерий (Валериан) родился у супружеской четы уже в хуторе Калачеве, и на момент смерти отца он не достиг 21 года, т.е. считался несовершеннолетним. Ему и пришлось сопровождать матушку к ее новому месту жительства. Старший сын Александр служил учителем, а затем инспектором в Ереванской губернии. О среднем сыне Владимире сохранилось несколько больше сведений. Он окончил духовную семинарию, служил псаломщиком в Одигитриевской церкви хут. Шумилина, где начинал свое священнослужение его отец. Однако судьба и суровые времена привели Владимира Соколова на совсем другое поприще. Он устраивается околоточным надзирателем участка городской полиции в г. Ростове-на-Дону, затем заведующим конным и пешим резервами при полицейском управлении, поступает в военное училище. В годы Гражданской войны служил в Донской Армии. К 1920 году сотник Владимир Харлампиевич Соколов служит в оперативной части Донского корпуса. На этом след всех Соколовых пока прерывается…

Из толщи лет предстаёт перед нами замечательная личность с нелегкой судьбой и каким-то особым предназначением. Чем больше открывается сведений о жизни и деятельности иерея Харлампия Соколова, тем больше рождается новых вопросов. Каким бы мог стать мой хутор, его люди, мы, их потомки, если бы Провидению не угодно было прислать отца Харлампия на служение? Какая нужда держала священника в течение тридцати лет в чужом краю среди невежественных, грубых и в чем-то наивных прихожан? По заслугам ли оценено его подвижничество тогда, при жизни? А на вопрос: как сохранялась память о нем после смерти, можно ответить конкретно — никак! Место погребения хуторяне забыли. Надгробную плиту в годы коллективизации перетащили в MTM, высверлили дыры под огромные болты и установили на ней токарный станок.

Из хуторской гордости — величественной и вместительной однопрестольной церкви спешно сделали скудный сельский клуб, о церковно-приходской школе предпочитали совсем не упоминать. Пусть это повествование о Харлампие Павловиче Соколове через сто четыре года после его кончины станет первой чистой каплей Памяти в нынешней мутной реке забвения.

«О милых спутниках, которые наш свет

Своим сопутствием для нас животворили,

Не говори с тоской: их нет;

Но с благодарностию: были».

С. КОРОБЕЙНИКОВ,

х. Калачёвский

(145)